Когда я знакомлюсь с человеком и он узнает о том, где я работаю, он смотрит на меня как на существо с другой планеты. А зря, мое интеллектуальное благородство в общем-то (да, я теперь узнал, как правильно пишется эта конструкция и, поскольку "люблю русскую языку", напишу его наконец-то правильно) мнимое, на самом деле я и близко не гений, а самый обычный человек. Я люблю компьютерные игры, футбол, тяжелую музыку, а работу... Не то чтобы не люблю, но никогда не считал ее главным в своей жизни. Я готов честно отрабатывать свои обязанности, но не более того.
Пожалуй, вот это вот обстоятельство и вносит главный диссонанс в мою жизнь. Живу и чувствую себя не на своем месте. Слишком уж много мне oblige мое fictif noblesse...
На самом деле я в детстве не считал себя каким-то особенным, в сущности, я не был им. Я был ребенком экстенсивных знаний, которому все на свете интересно, но ничего не интересно в особенной степени. Я не подходил для науки, которой необходим узконаправленный фанатизм, я скорее был advanced быдло, что-то вроде Венечки Ерофеева, который способен рассуждать обо всем на свете за бутылкой алкоголя. Поэтому когда я поступил в универитет, то сразу скатился в низы, не выдержав суровой выдрочки и не имея к ней достаточной мотивации.
Мне-то на самом деле все равно чем заниматься, даже в старшей школе у меня не было идей о том, кем я хочу стать. Одно время я увлекся клинической психиатрией, но моим родителям такая идея не пришлась по душе. А других идей у меня не было... Когда меня попросили выбрать учебное заведение, то, пролистав каталог, я решил, что было бы неплохо стать строителем, типографским работником или электромонтажником. На худой конец, электронщиком.
А мой брак с Уранией все-таки был браком по расчету. "Надо расти", - сказал недавно мне мой друг, это фраза никогда не вызывала у меня сомнений. Поэтому я и поступал не исходя из того, кем я хочу быть, а исходя из того, кем я быть должен. Но прививки к сердцу не прижились, в результате я ни тот, кем я хотел быть, ни тот, кем я быть должен.
Человек свободен каждую секунду своей жизни. Настолько свободен, что по собственному хотению может свою жизнь прервать. А я свободнее многих: моя социофобия не позволила мне увязнуть в обществе достаточно прочно, у меня нет семьи, которую надо кормить (даже девушки нет, на которую тоже нужно тратить деньги), я еще не забрался высоко по карьерной лестнице... За душой и за спиной нет ничего такого, что было бы тяжело бросать и ради чего можно было бы нести поднадоевший крест. Я могу себе позволить все, что угодно. Пойти в армию или переехать в Белоруссию. Но трудно на что-то решиться, потому что самое гадкое - это разочаровываться в людях. А люди, похоже, связывали со мной какие-то надежды, как их теперь не оправдать? Я мог бы все это пересказать и своему боссу, и своей матери, они, конечно, поймут, но неприятный осадок останется. Раньше моя мать могла щеголять моим социальным статусом русского интеллигента, тяжело будет у нее это отнять.
Quo vadis homo? По Киркегору это отчаяние: жить уже неприятно, а умирать рано.
Пожалуй, вот это вот обстоятельство и вносит главный диссонанс в мою жизнь. Живу и чувствую себя не на своем месте. Слишком уж много мне oblige мое fictif noblesse...
На самом деле я в детстве не считал себя каким-то особенным, в сущности, я не был им. Я был ребенком экстенсивных знаний, которому все на свете интересно, но ничего не интересно в особенной степени. Я не подходил для науки, которой необходим узконаправленный фанатизм, я скорее был advanced быдло, что-то вроде Венечки Ерофеева, который способен рассуждать обо всем на свете за бутылкой алкоголя. Поэтому когда я поступил в универитет, то сразу скатился в низы, не выдержав суровой выдрочки и не имея к ней достаточной мотивации.
Мне-то на самом деле все равно чем заниматься, даже в старшей школе у меня не было идей о том, кем я хочу стать. Одно время я увлекся клинической психиатрией, но моим родителям такая идея не пришлась по душе. А других идей у меня не было... Когда меня попросили выбрать учебное заведение, то, пролистав каталог, я решил, что было бы неплохо стать строителем, типографским работником или электромонтажником. На худой конец, электронщиком.
А мой брак с Уранией все-таки был браком по расчету. "Надо расти", - сказал недавно мне мой друг, это фраза никогда не вызывала у меня сомнений. Поэтому я и поступал не исходя из того, кем я хочу быть, а исходя из того, кем я быть должен. Но прививки к сердцу не прижились, в результате я ни тот, кем я хотел быть, ни тот, кем я быть должен.
Человек свободен каждую секунду своей жизни. Настолько свободен, что по собственному хотению может свою жизнь прервать. А я свободнее многих: моя социофобия не позволила мне увязнуть в обществе достаточно прочно, у меня нет семьи, которую надо кормить (даже девушки нет, на которую тоже нужно тратить деньги), я еще не забрался высоко по карьерной лестнице... За душой и за спиной нет ничего такого, что было бы тяжело бросать и ради чего можно было бы нести поднадоевший крест. Я могу себе позволить все, что угодно. Пойти в армию или переехать в Белоруссию. Но трудно на что-то решиться, потому что самое гадкое - это разочаровываться в людях. А люди, похоже, связывали со мной какие-то надежды, как их теперь не оправдать? Я мог бы все это пересказать и своему боссу, и своей матери, они, конечно, поймут, но неприятный осадок останется. Раньше моя мать могла щеголять моим социальным статусом русского интеллигента, тяжело будет у нее это отнять.
Quo vadis homo? По Киркегору это отчаяние: жить уже неприятно, а умирать рано.